Николай Томан - В созвездии трапеции [сборник]

— Искусственные термоядерные взрывы, — неожиданно заявляет Рэшэд.

Все молча поворачиваются к нему. На многих лицах явное недоумение.

— Да, да, термоядерные взрывы, — убежденно повторяет Рэшэд. — А может быть, даже термоядерные бомбы. У нас эта энергия никогда не использовалась как оружие, но у них она может быть и оружием.

— Перед авторитетом астрофизиков, установивших, что взрывы на Эффе носят термоядерный характер, я сдаюсь, — находит наконец в себе мужество признать свое поражение Джэхэндр. — На Эффе действительно, значит, обитают разумные существа, достигшие высокого технического совершенства. Мы ведь знаем, на каком уровне развития техники возможно осуществление термоядерных реакций. Но вот что все-таки спорно: почему этим термоядерным взрывам мы должны приписывать военный характер?

— А чем же иным можно их объяснить? — вопросом на вопрос отвечает Рэшэд. — Кому нужна эта энергия в виде неуправляемого взрыва страшной разрушительной силы? Можно было бы допустить, что такой взрыв произошел случайно, но ведь мы зафиксировали их трижды.

— А почему бы не предположить, — снова замечает Джэхэндр, — что с помощью этих взрывов они ведут грандиозные строительные работы?

— Едва ли, — качает головой Рэшэд. — Неизбежна ведь радиация при осуществлении таких взрывов. Она убила бы все живое на огромном пространстве.

Все молчат. Похоже, что никто не решается первым оспорить догадку Рэшэда — существование жизни на Эффе и высокое ее развитие, видимо, уже считается вполне очевидным фактом. Никто не может возразить теперь и против реальности девушки, изображение и голос которой записан на магнитной ленте нашей космической ракеты.

Молчание нарушает глава Совета.

— В умении логически мыслить вам нельзя отказать, — замечает он, обращаясь к Рэшэду. — Все действительно может быть именно так, как вы предполагаете. Но не будем торопиться. Изучим эту проблему с возможно большей обстоятельностью. Фактов у нас теперь вполне достаточно. Если же вы хотите знать мое личное мнение о вашей, может быть, слишком смелой гипотезе, то я готов уже сейчас поздравить вас с победой!

У нас в лаборатории настоящее торжество. Все поздравляют Рэшэда, а он смущен немного.

— Почему же поздравляете вы только меня? Это ведь наша общая победа.

А наша простодушная юная лаборантка все еще недоумевает:

— Но как же это все-таки?.. Ничего ведь не изменилось. Показания большинства приборов космической ракеты до сих пор не восстановлены, а новую мы туда еще не послали. Как же, однако, удалось установить все это?..

— Достоверность наших знаний о законах развития природы и общества помогла нам в этом, — счастливо улыбается Рэшэд. — Я, например, не сомневаюсь, что таблица элементов на Эффе начинается так же, как и у нас, с водорода. В такой же, конечно, последовательности, как и у нас, расположены у них и остальные элементы вещества, ибо они просто не могут быть расположены иначе.

— Это я понимаю, — смешно прижимает руки к груди его собеседница. — А вот как же с обществом Эффы?

— И общество их не могло развиваться вне объективных законов. Разница могла быть только во времени, в длительности каждого из исторических этапов. Возможно даже, что таких этапов было там больше, чем у нас. Но основные периоды развития общества миновать они не могли. Не миновали они, конечно, и такого строя, при котором одни классы общества порабощают другие. Причем этот, видимо, наиболее длительный период их истории достиг теперь фазы крайнего антагонизма. Но какая-то часть населения Эффы, может быть, даже половина его, пожалуй, уже миновала в своем развитии эту общественно-экономическую формацию и установила у себя такой же справедливый общественный строй, какой давно уже существует на нашей планете.

— А смысл восстановленных частей фонограммы девушки с Эффы не удалось разве разгадать? — спрашивает кто-то.

— Удалось Кое-что. Хотя пока это только отдельные слова.

— Какие же? — вырывается у меня.

— «Объединение» или, может быть, «сплочение», «разум» или «благоразумие», «мир», «счастье»… Вы понимаете теперь, Шэрэль, — поворачивается ко мне Рэшэд, — к чему могла призывать обитателей своей планеты наша девушка? Она, видимо, предостерегала их от безумия термоядерной войны, взывая к благоразумию, ибо такая война подобна самоубийству.

Рэшэд делает небольшую паузу и заключает с необычной торжественностью:

— Известно нам и еще одно немаловажное слово — «Земля», и мне кажется, что «Землей» называют они свою планету. Вам, Шэрэль, посчастливилось восстановить именно это слово.

— Значит, не Эффа, а Земля? — повторяю я задумчиво.

— Да, Земля! — подтверждает Рэшэд.

…В последнее время я замечаю у Рэшэда печаль в глазах.

— А знаете, — признается он мне, — немножко грустно, что мы теперь уже не будем столько думать о земной девушке. И уж конечно не станем смотреть на нее так часто. А ведь это она помогла нам разгадать тайну планеты, имя которой Земля. Ее изображение сразу же поставило нас перед фактом существования высокоразвитой жизни на Земле. Нам оставалось лишь подтвердить это достаточно убедительными доказательствами.

Потом он пристально смотрит мне в глаза и добавляет:

— Утешает меня только то, что вы похожи чем-то на эту девушку…

«И такая же красивая?» — хочется мне спросить его, но я и без того уже счастлива. В последнее время мне и самой почему-то все чаще начинает казаться, что я действительно смогу когда-нибудь стать «его девчшкой».

КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ

ПРОФЕССОРА ХОЛМСКОГО

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Евгении Антоновне Холмской проще всего было бы, конечно, поговорить с академиком Урусовым у себя дома, когда он придет навестить Михаила, но разве сможет она расспрашивать его при муже?

После той ужасной катастрофы, происшедшей в Цюрихе, Михаил позабыл ведь не только то, что знал как физик, но и иностранные языки. Почему же тогда всякий раз, когда Евгения Антоновна включает радиоприемник, находящийся в его комнате, он оказывается настроенным на волны британских радиостанций?

Выходит, что Михаил вспомнил английский и тайком от нее слушает какие-то их передачи… Мало того — он очень изменился в последние дни, стал нервным, раздражительным. Можно было бы спросить его об этом, но Евгения Антоновна догадывается, что Михаил не скажет ей правды. Видимо, то, что он слушает по радио, связано как-то с происшедшей катастрофой…